Шапка-ушанка

      31 декабря. Последний день года.  Мороз – хорошо за 20…  В сочетании с нашей сыростью и ветерком  – бррр… невыносимо! 
      Злюсь на себя: чёртова «сова»! Нормальные люди  уже с работы домой несутся – к празднику готовиться, а я ещё только на работу тащусь. И вообще: кто придумал, что это – ПРАЗДНИК ? Тоже мне «праздник» - ещё один год прибавился… Или убавился?.. Эхх… – как посмотреть…
      Замороженные пассажиры, держась за поручни, уставились в слепые, заледеневшие окна троллейбуса. Чего они там видят?
      На следующей  - выходить. Пора проталкиваться к выходу.  Фу, как же холодно!.. 
      Продираясь к дверям вдруг слышу: «…собачка, собачка, пусть лежит, не трогайте…» 
      За стеной спин вижу: в битком набитом троллейбусе одно сиденье – пустое… Нет, не пустое: шапка-ушанка лежит. Нет, не шапка - глазами моргает! Собачонка! Тощая, очень грязная… шерсть жирными сосульками… она ж не греет… такой мороз… на конечной выкинут вон… куда же она одна…
       Троллейбус тормозит,  думать некогда – моя остановка. Растолкав «добрых зрителей», сгребаю тщедушное создание свободной от сумки рукой. У собачки нет силёнок даже воспротивиться. Дрыгнувшие в виде вялого протеста лапы обвисают, как у тряпичной куклы. Не собака, а торба с костями… Эх-ма, лезь за пазуху… Ну и запашок!..

   В проходной на мои призывы «пожалеть сироту» желающих не нашлось. Стуча каблуками, весёлый от предвкушения праздника, народ  разбегался по домам!  Сегодня – Новый Год!. 
   М-да… чем я думала, на что надеялась? 

   Провалившись в глубокий сон, намытая собачка сохла в норке из моей рабочей телогрейки. А я, торопливо закругляясь с делами, ломала  голову – что дальше? На улице не оставить. Забрать домой – нет возможности. И куда её?  Вот уж - «не было у бабы хлопот»…

    Вобщем, собачка осталась жить на работе. Низкий поклон моему начальству за их доброту ! 
Определили место жительства на кухне с персональной миской и будкой из кроличьего домика.

   Нарекли найдёныша «Жулькой». Джульеттой, значит…Возраст определили примерно лет шесть-семь - зубки серьёзно стёрты  Постепенно выяснилось, что Жулька боится мужчин и не любит детей. Знает диван и знает «на ручки». Видно было, что собачка домашняя. Похоже – жила у бабушки-старушки… Потом, видимо,  старушки не стало… и Жулька оказалась на улице. Как выжила – знает она одна. Но тогда, когда мы встретились, состояние её было плачевным: похоже – та поездка в никуда в обледенелом  троллейбусе могла стать её последним днём.
       Позже моя попытка пристроить её кончилась «ничем»: через «Потеряшку» её никто не искал, и никто не заинтересовался взять. А через три года и регистрацию Джульетты в этой конторе аннулировали, как «устроенной». 
     Институт,где я работала,и где осталась жить Жулька, хоть и посреди города, но сразу за его воротами попадаешь с шумного проспекта в удивительный оазис тишины… Большой двор с закоулками, дорожками, садиком… Зимой запорошенный чистым снегом, летом заросший зеленью, в цветах и деревьях. Покой и благодать… Этот двор стал Жулькиной вотчиной. Каждое утро она обходила дозором владенья свои и возвращалась в ставшую её домом кормокухню. И хлеб свой ела не зря: исправно работала «звонком», «строила» нахальных ворон и чужих котов во дворе, сопровождала нашего Начальника в походах по кабинетам…  Суровая Главная Повариха стала  кормилицей Жульки. Мне достались вопросы гигиены: периодически менять подстилку, искупать и всё такое, чтобы не было блошек… А многие сотрудники её просто любили.
     Прошло лет десять, или около того. Из них - пять лет, как я уволилась из института, а  Жулька  осталась. Уходя, я честно собиралась «забегать» и присматривать за ней, но… всем известно, чем «устлана дорога в ад»…Пару раз-таки забегала, а потом закрутила меня другая жизнь. Получилось, что я её бросила 
     Недавно довелось наведаться в институт.  Картина погрома за его воротами потрясла: от тихого уютного институтского дворика не осталось ничего. Вместо него высился новый жилой дом-«муравейник», и закладывался фундамент второго «муравейника». По остаткам аллеи месили грязь самосвалы. На месте садика – гора строительного мусора. 
    Я боялась спросить про Жульку. Оказалось – она жива! 
    Кухня уже месяца три, как перекочевала с уничтоженного заднего двора в главное здание, да ещё и на второй этаж. Состарившейся Жульке на улицу хода больше не было.
    Войдя на кухню, я увидела под столом  в коробке облезлую «шапку-ушанку». Она зашевелилась. 
    Вместо бойкой, деловой, самостоятельной Джульетты из под стола выбралась сгорбленная собачья старушка в сосульках грязной шерсти… Вернее, в остатках её… Почти слепая, почти глухая, без зубов… Одно ушко согнулось от гематомы. Только хвост по-прежнему пышный. 
    И снова, как тогда, она выглядела так, словно не доживёт до вечера.
    Меня она не узнала. Или – не захотела узнать?
    Эх-ма, полезай за пазуху!..  Ну, и запашок!

    Дома, троица моих собак встретила Джульетту каждый по-своему: старшая мымра-командирша обрычала и поспешно убралась. Средний обнюхал, поудивлялся, и забыл. Младшая – кипучая энтузиастка – всё надеется на дружбу, и никак в толк не возьмёт – почему та её не замечает?
    Не знаю – от возраста, или ещё почему, но Жулька и вправду – никого не замечает. И меня тоже. И даже, когда едет у меня на руках, НЕ ЗАМЕЧАЕТ, словно кого-то из нас нет: или её, или меня…
    «Ушла в себя, и не вернулась». Шутка. Правда, не смешная.
    Кто знает, какие мысли у неё в голове…

    С погодой нам повезло: хоть и конец лета, но ещё месяц простояла теплынь, и Жулька постепенно «расходилась». Если пойдёт по прямой, запросто обойдёт школу в нашем дворе.
А так – бродит туда-сюда. С  интересом нюхает веточки, травинки, по каким-то следам идёт… Несколько раз  насмешила, пошаркав задними ногами после выложенной кучки, дескать -  «ого-го, есть ещё порох!..» Поражённое гематомой ушко снова выпрямилось..
    Дома Джульетта в основном спит. Поест, побродит, вроде как недоумевая, и снова спать.
    А лапы во сне бегут, бегут… что-то снится. Может – её бабушка-старушка, может солнечный двор института, может  я…  Может, она меня хоть во сне вспомнит и узнает…  И простит…  

   Сентябрь 2007

 

Жулька прожила у меня почти год. Без месяца и недели. Приехала 30 июля. Ушла 24 июня.
Маленькая, безродная дворняжка - она с королевским достоинством принимала моё участие в её судьбе. Никогда, ни у кого, не просила ни еды, ни внимания. Не навязывала своей дружбы. Никогда никому не мешала. Фактически она осталась собакой одного хозяина, того – первого, о котором мы ничего не знаем. Сохранила ему одному свою любовь и верность.
Наверное, они уже встретились.